Вчера в Харькове был Анджей Вайда и вчера в Харькове, в городе, возле которого расстреляли его отца, Анджей Вайда показал фильм «Катынь»
Не написала я об этом вчера только потому, что попробовать оформить чувства в слова (заметьте, я сказала – попробовать!) у меня получилось только сегодня. Вчера вечером я была не в том состоянии.
Не буду рассказывать, потому что всё это рассказать невозможно. Не буду также спорить с теми, кто считает, что вины СССР в трагедии не было.
Я просто скажу, что в фильме страшнее всего.
И знаете, это не история двух сестёр, потерявших брата и идущих разными дорогами после освобождения Польши. Не их – две-разные-правды. «Как ты можешь молчать? Ты же знаешь, кто расстрелял нашего брата!» - одна правда, правда младшей сестры, ставящей уже в социалистической Польше на могильной плите брата 40-ой год. И продающей свои шикарные волосы в театр на парик, чтобы заработать денег на эту плиту…а в театре висит афиша «Антигоны».
«Кто будет отстраивать Польшу, если всех вас расстреляют за ваше желание истины? Мы и так стольких потеряли!» - правда старшей сестры.
Одна находит себе место в новой стране, вторая понимает, что её место осталось с братом – и уходит ставить ему ту самую могильную плиту – как Антигона, наплевавшая на запрет богов хоронить своего брата.
Но и это не самое страшное.
Самое страшное в фильме не история матери, уверявшей себя, что нельзя потерять одновременно мужа и сына – и потерявшей их.
И даже не финальная сцена расстрела – конвейерного, деловитого, спокойного. Машинного. Сверка документов – удавка на шею – выстрел. Сверка документов – выстрел. Разве что кровь иногда смыть с пола – некоторых расстреляли в подвале, а потом увезли в лес.
Самое страшное – это документальная хроника. Абсолютно одинаковая – кадр в кадр. Хроника, отличающаяся только комментарием. Сначала немецким, а потом советским, утверждающим, что подобная казнь характерна для нацистов/НКВД. И каждая сторона приводит неопровержимые аргументы. И как они похожи!
А двадцати тысяч поляков не вернёшь. Даже если точно доказать чью-то вину.
Фильм заставляет думать – сразу о многом, сумбурно и беспорядочно, слушая тишину, воцарившуюся после титров. Думать о лжи. О чести. О вине – и о том, на ком она лежит – ведь от Сталина, появившегося в фильме только на портрете и до того, кто произвёл выстрел, лежал долгий путь. И о том, что чувствовали польские офицеры, всё понимавшие – и о том, что чувствовали расстреливавшие – из немецких вальтеров – потому что наше оружие не выдерживало. Перегревалось. Понимаете – перегревалось от расстрелов!
Думать. Не выяснять, кто же стоит за Катынью. Надеяться, что она не повторится.